Просто сказка. Часть 2

Фото: Андрей Девейкин
Фото: Андрей Девейкин

Продолжаю историю, не имеющую прямого отношения к моей любимой работе гида в Израиле. Очень правдивую историю.

Ой, каким же колючим оказалось все в доме у папы-дяди! Блестящим, колючим, и неживым. То есть, сначала было интересно, конечно. Пока девочка не пересмотрела все новые игрушки, не обежала сад (причёсанный, подстриженный, яркие цветы высажены в кружочки или по линейке, и совсем нет тени), и не попробовала кататься на кораблике, где ее стошнило за борт в первые же 10 минут. В игрушки не игралось, в нескольких комнатах, отведенных под ее владения, не нашлось ни одной уютной, тёплой зверюшки с озорной мордочкой, а были только бесконечные куклы, некоторые маленькие, куклы как куклы, а некоторые – выше ее ростом, и она поворачивала их к стене, чтобы не видеть их взрослых, слишком взрослых и неживых лиц.

Спать стало очень холодно. Ведь она была одна. Не будешь же спать, обнимая глупую пластмассовую Барби!

В школу она тоже не ходила. Хотя сначала папа-дядя говорил что-то про новых друзей и новую школу, где учатся особенные, какие-то избранные дети (или дети избранных? Девочка его не очень поняла). Но строгая тётя с блестящими розовыми губами, про которую сказали – “психолог”, сообщила, что девочка совершенно не подготовлена к взаимодействию в элитарном детском коллективе. И адаптация займёт минимум год. Так что пока ее адаптировали – держали два часа в день у огромного монитора, в очечках и наушниках, где, через глаза и уши, ей в голову вливали цветные картинки, разноцветные стрелочки, и ответы на какие-то дурацкие вопросы.

Папу-дядю она видела редко. Обычно он “пробегал”, причём при этом был похож на бегущего по саванне носорога, которого девочке показывали в одном из учебных фильмов. Говорить с ним было почти нельзя. Каждый раз девочка чувствовала себя маленьким писклявым мышонком, который пищит о чем-то у подножья горы. Сверху, с вершины, доносится только эхо.

…Она, в какой то момент, перестала плакать, и стала жить, тупо запихивая в себя удовольствия. Она не смотрела на календарь, и не знала, какой теперь день. Ей казалось, что день все время один. Но однажды девочка узнала, что она здесь уже полгода. Полгода! Это говорила прислуга в особняке.

“Ваша внучка будет приезжать к Вам минимум раз в полгода. Слово” – медово журчал папа-дядя, уговаривая бабушку. Полгода. “Я могу поехать к бабушке!”- ликовала она.-” Он обещал! Я могу!!!”

…Нет, это не было легко. Никто не собирался выполнять обещания, данные безответной старушке. Но девочка боролась. Когда не помогли истерики, она легла в постель и отказалась есть. Папа-дядя, вроде, приказал кормить ее через зонд, но потом перерешил. «Пусть едет. Пусть вспомнит нищету”.

И вот, девочка дома. Родная бабушка. Такая же ласковая и спокойная как была. Девочка сначала была счастлива. Была, пока не почувствовала что-то странное. Здесь, в доме, все было и так – и не так. Не так как было. Ну точно не так, как было. Незабудки на шторах вместо голубых, стали желтыми. Горошины на чашках, наоборот, из желтых, почему то покраснели. Любимый куст смородины исчез. На его месте теперь почему то росла яблоня. Она была старой. Она росла здесь много лет… Как будто бы девочка вернулась в свой, но не в свой дом… Но главное. Мишка. Вернувшись домой, девочка ее нашла в своей комнате Мишку.

“Бабушка! Где мой Мишка? Мишечка мой где? Ты что, ты спрятала его?” Больше всего девочка боялась, что сейчас бабушка скажет, что она вовсе не знает про какого-то мишку. И это значит, что в этом доме, в этой реальности, у этой, такой родной ее бабушки, Мишки просто нет. Но бабушка сказала другое. “Отдала я его. Семья тут, по соседству…совсем бедные. Беженцы. Вот и отдала.” “Как отдала? – взорвалась девочка, – это ж мой любимый Мишка… ты ж обещала, что будешь хранить, ты же обещала…” Бабушка все улыбалась. “Да ты же с ним… и не играла вроде” – тихо ответила она.

Девочка все же пошла в тот дом, где жили те самые беженцы. На веревке сушилось бельё. Девочка узнала пару их старых полотенец и простынок. У калитки стояла девочка. Она стояла, заплетя одну худую ногу за другую, а в руках у неё был Мишка, ее Мишка, ее любимый Мишка, которого она крепко-крепко прижимала к груди. Глаза у неё были зелёные. Девочка напоролась на этот взгляд… и не смогла подойти ближе.

…. и только один вопрос мучил девочку долгие годы. Неужели он с ней тоже говорит по ночам? Неужели тоже и с ней?

Екатерина Хмелева

кнопка вверх